бордель панель колхоз и падик а дальше будет монастырь заранее готовит Гомес псалтырь
* * *
Чёрный город... Он не лечит душу.
Поливает спины львов слезами.
Сыростью тумана сфинксов душит
И глядит бесцветными глазами
На живого, гордого поэта -
Казака, художника, бродягу...
А у вас, наверно, бабье лето?
А у нас без зонтика - ни шагу...
В чёткий ритм партикулярных линий
С древностью петровской позолоты -
Невозможно втиснуть запах пиний,
Вкус полыни, свежесть первой ноты
Хлебниковских строчек... И не надо.
Воздух здесь перенасыщен грустью.
Вязкая, чугунная ограда
Никуда меня уже не пустит...
Невская возвышенная слякоть
Давит с основательностью танка.
Даже Муза не решится плакать,
Чтоб не забрала к себе Фонтанка.
Говорят, что там вода воочию
Тянет к неизбывному покою.
Чёрный город вышел белой ночью
И уже идёт,
сюда,
за мною...
А. Белянин
Чёрный город... Он не лечит душу.
Поливает спины львов слезами.
Сыростью тумана сфинксов душит
И глядит бесцветными глазами
На живого, гордого поэта -
Казака, художника, бродягу...
А у вас, наверно, бабье лето?
А у нас без зонтика - ни шагу...
В чёткий ритм партикулярных линий
С древностью петровской позолоты -
Невозможно втиснуть запах пиний,
Вкус полыни, свежесть первой ноты
Хлебниковских строчек... И не надо.
Воздух здесь перенасыщен грустью.
Вязкая, чугунная ограда
Никуда меня уже не пустит...
Невская возвышенная слякоть
Давит с основательностью танка.
Даже Муза не решится плакать,
Чтоб не забрала к себе Фонтанка.
Говорят, что там вода воочию
Тянет к неизбывному покою.
Чёрный город вышел белой ночью
И уже идёт,
сюда,
за мною...
А. Белянин